Сергей Фомин.

Уже второй или фестиваль как жанр.

Два дня, 10 и 11 декабря в московской школе № 627 проходил Второй фестиваль мировоззренческого кино, организованный некоммерческим фондом научно-исследовательских разработок “Пушкинский институт”.

Первый раз все, кто откликнулся на призыв посмотреть предложенные им фильмы под девизом “Неизвестное телекино неизвестной России” собрались этим летом в гигантском, украшенном фресками и лепниной павильоне “Царская башня” на Казанском вокзале.

Тогда, ухватившись за определение “мировоззренческое кино”, придуманное академиком российской телеакадемии Львом Николаевым организаторы самонадеянно попытались ни больше, ни меньше, как в течение одного дня определить, что же это такое. Выяснилось, что одного фестиваля для решения подобной задачи не хватит, и решено было его продолжить.

Больше всего организаторов фестиваль искренне удивил тогда тот энтузиазм, с которым откликнулись на предложение предоставить свои работы деятели нашего современного телевидения, и это-то стало, пожалуй, главным стимулом к дальнейшему движению. Фестиваль, пусть скромный, без фанфар и призов, которые, если честно признаться, просто не было на что купить, оказался нужен и продолжает им оставаться.

Обстоятельную статью о первом фестивале мировоззренческого кино “Фильм и его создатель” обозревателя “Техники кино и телевидения” М.Орлова можно прочесть в № 10 за 1999 год.

Сейчас мы оцениваем современные экранные произведения словом “поток”, и, прежде всего, поток телевизионный. Кинопрокат слаб и даже то, что принято считать кассовыми фильмами, приходит к зрителю преимущественно с телеэкрана. О положении в этом потоке авторского телевизионного и просто кино лишний раз говорить не приходится, чтобы еще раз не огорчать читателя. И группа энтузиастов, собравшихся тогда просто посмотреть “настоящие фильмы” совсем не претендовали на то, что их вдумчивые посиделки будут дружно названы “альтернативной акцией” и даже” “альтернативном прокатом”.

Второй раз столь шикарного помещения нам найти не удалось, да в этом, если признаться, и не было такой уж необходимости, но зато организаторы получили в свое распоряжение очень удобный и хорошо оборудованный для просмотров актовый зал московской школы № 627, расположенной недалеко от метро “Павелецкая”. Один из классов этой школы специализирует своих учащихся в области телевизионной журналистики, и два дня просмотров и дискуссий стали и днями их работы над фильмом “Фестиваль и мы”.

Именно участие молодежи и определило девиз второго фестиваля “Традиционные ценности – новое поколение”. А эмблемой, вероятно уже навсегда, была избрана фигурка мальчика, главного героя мультфильма “Дождь”, студентки ВГИКа Елизаветой Скворцовой, получившей скромный приз зрительских симпатий первого фестиваля.

Если в первый раз на фестивале большинство работ были преимущественно сделаны на нынешних телеканалах и сразу предназначены для телепоказа, то теперь в программе преобладали произведения с марками ВГИКа, Высших курсов сценаристов и режиссеров, исключение составил лишь фильм, Владимира Кобрина, сделанный как и большинство фильмов этого мастера на студии “Центрнаучфильм”.

Все присуствовавшие единодушно отметили, что на этот раз программы обоих дней фестиваля была четко выстроены как единое целое.Участники фестиваля оказались свидетелями уже не подборки фильмов, в той или иной степени отвечавших требованиям “мировоззренческий”, а попытки предъявить им мировоззренческое кино, как систему.

Каждая из этих картин в отдельности могла быть оценена просто как хорошая кинематографическая работа, но в своей совокупности и той последовательности, в каких они представали в ходе просмотра, они составляли уже некое иное качество, которое можно и было назвать мировоззренческим. Еще на первом фестивале участник дискуссии видный деятель отечественного документального кино Леонид Гуревич поставил тогда оставшийся без ответа вопрос: “А почему именно этот набор фильмов следует считать мировоззренческим?” Вероятно, сейчас, после второго фестиваля, ответом на него может послужить ссылка на разработанный еще в 1920-х годах Юрием Тыняновым термин “установка”. Тогда Тынянов поставил этот вопрос применительно к художественной литературе, анализируя проблему принципиального отличия стихов от прозы, и пришел к выводу, что основным для качественного различия этих понятий является установка автора на “поэтичность” или “прозаичность” того или иного текста. Так же и кинопроизведение можно рассматривать лишь как часть общего потока киновидеопродукции, а можно и оценивать его как составляющую некоего “мировоззренческого” пространства, которое и создается установкой зрителя именно на такое его восприятие. Эта установка снимает, например, проблему времени создания произведения. Так на первом фестивале была показана телевизионная работа Дмитрия Диброва и Андрея Столярова “Представление”, сделанная еще в 1991 году по одноименной поэме Иосифа Бродского и тогда же показанная по первому каналу. То есть формально можно было бы считать, что она уже относится к истории нашего телевидения и имеет только хрестоматийную ценность. Но, помещенная в “поле” установки на “мировоззреннчество”, она оказалась совершенно актуальной и была с нескрываемым интересом воспринята аудиторией. Опят этого показа заставляет размышлять о том, что “мировоззреннческое” время чем-то отличается от календарного, во всяком случае не во всем равнозначно с ним.

Так с первым днем просмотра совпало трагическое событие. Фестиваль предполагалось начать последним фильмом выдающегося мастера документального видеоарта Владимира Кобрина “Абсолютно из ничего”. Но в своем вступительном слове организаторы с глубоким прискорбием сообщили публике, что Владимир Михайлович Кобрин скончался, и именно в день открытия фестиваля состоялись его похороны. И это жестокое совпадение имеет, как представляется, символическое значение. Как мы знаем из знаменитой работы Льва Выготского о трагедии Шекспира “Гамлет”, именно мировоззренческие, “крайние” вопросы настигают ее героя тогда, когда он находится на границе жизни и смерти, и именно таков смысл его надмогильного монолога. Да и сама весть об убийстве отца приносится герою призраком, то есть исходит из иного, чем жизнь мира. В известном смысле так же можно истолковать название и фильма Владимира Кобрина.

Этот фильм, сделанный в уникальном авторском “жанре Кобрина”, собран, несмотря на более чем серьезный взгляд автора на мир, по принципу “иронического интеллектуального киноколлажа”. Формально сюжетом его можно считать историю полученного неким жителем города Ростова-на-Дону послание из иных миров, которое он пытался расшифровать и в итоге пришел к заключению, что оно содержит очень простое сообщение – конец света уже произошел, но мы, жители Земли, об этом ничего не знали и продолжаем не знать. То есть весь этот фильм оказывается снят как бы с точки зрения призраков, населяющих сейчас Землю, отчего в каждом кадре его на первый план выступает нарочитая парадоксальность, нездешность, непохожесть на то, что мы привыкли видеть сейчас обычным нашим глазом, в том числе и на телекиноэкранах.

Фильм снимался в Калининградской области, и в рецензии на него, опубликованном в № 10 журнала “Искусство кино” за 1999 год, было точно подмечено, что это ведь именно там, где у развалин готического собора и знаменитого некогда университета находится могила великого Канта. Но там же, на кладбище старых кораблей автор нашел и корпус, на рубке которого среди пятен ржавчины зритель может прочитать надпись латинскими буквами “КОВRIN”.

Так же пока просто странным совпадением можно считать и то, что послание от мирового разума героя фильм получено героем фильма 16 ноября, на которое, как недавно выяснилось, приходится и день рождения автора термина “мировоззренческое кино” Льва Николаева.

Искренняя реакция зала на сложное произведение автора и идеи, высказанные по его поводу в ходе дискуссии, привели организаторов к решению сделать следующий фестиваль целиком состоящим из фильмов Владимира Кобрина.

Такой мощный интеллектуальный “задел” сразу же перенес представленную в программе систему кинопроизведений в другое интеллектуальное измерение. Показанные один за другим картины “Серые цветы” Валерия Микеладзе и “Красота, доброта, любота” Светланы Музыченко оказались своеобразной дилогией, противопоставляющей ужас существования подростков, попадающих в тюрьму и светлое человеколюбие, связывающее жителей небольшой сельской общины, принимающей на воспитание больных детей. Но эти свои качества фильмы смогли проявить только во взаимном сравнении, в мировоззренческом “поле”. Поврозь или в каких-нибудь других системах они могли бы быть расценены только как назидательные документальные фильмы. Фильм Валерия Микеладзе, который сам прошел круги отечественной тюремной системы и, вероятно, именно поэтому насыщенный непосредственными цитатами из Александра Солженицина, может быть воспринят и как традиционная критика традиционного российско-советского государственного насилия. Но “мировоззренческое поле” ставит в нем свои акценты и представляет фильм “Серые цветы” как послание из сферы человеческого небытия, из “оттуда”, из страшного мира призраков дантова Ада.

А фильм Светланы Музыченко, где автор маскирует свою волю под ее отсуствие и пытается убрать стилистический барьер между зрителем и героями, мог бы показаться слишком идиллическим. Но именно его внешняя ненарочитость, христианская смиренность, доказывает зрителю сущность добра состоящего в каком-то особенном взаимном внимании людей друг к другу. Хотя в известной мере и эта картина отличается изображением некоего замкнутого, отгороженного от всего мира, наподобие монастыря, пространства. Но, таково, видимо, мировоззрение автора – для того, чтобы сохранить человечность, нужно по свободному велению души соединиться в лишенное насилия сообщество единомышленников, которое только и сможет сохранить их в этом мире.

В программе двух дней фестиваля соединились фильмы уже достаточно “раскрученные”, вроде “Счастья” Сергея Дворцевого, снискавшего уже почти полусотню призов международных фестивалей и “Путь царей. Расследование.” Евгения Шифферса, до сих пор известного лишь узкому кругу знатоков.

Знаменитое “Счастье” изображает ход жизни в круге париарахальной семьи степного кочевника. Фильм нарочито сделан в непривычной для европейского зрителя драматической системе. Центральным событием картины становится обошедший уже все телепередачи о документальном кино кадр освобождения из алюминиевого бидона засунувшего в него голову теленка. И этот кадр символичен – поскольку бидон, да, может быть, еще несколько примет, в том числе и русский мат отца казахского семейства, только и указывают на то, что действие картины происходит в столь интеллектуализированном ХХ веке. Да, впрочем, и сам факт создания фильма, поскольку кино – одна из его примет. Во всем же остальном автор стремился передать быт и нравы степного человека таким, каким они были, наверное, и пятьсот, и пятнадцать тысяч лет назад. Человек европейский то есть тот, которого и принято считать цивилизованным, предполагает, что в жизни есть известные ему цель, смысл и система, и соответственно, строит свои представления о счастье, то есть ценности самой жизни, исходя из них. Человек иной цивилизации, а именно такова по отношению к Европе кочевая культура конструирует их по-иному. Это начинаешь отчетливо понимать, прочитав “степную трилогию” Льва Гумилева, давшему систематизацию евроазиатской истории в пересчете на события, происходившие в Великой степи. Если европейский, оседлый человек взаимодействует с природой, качественно изменяя ее, то кочевой, степной человек, осваивает ее, так сказать, количественно, беспрестанно перемещаясь на огромном, качественно практически однородном пространстве. Эти же качества как влияют и на особый строй повествования в привычной нам “драматической”, оседлой культуре, и так организуют представление об ином взгляде на мир, примерно так, как пытался представить его Сергей Дворцевой.

Но при этом, что можно было оценить только в контексте программы этого фестиваля, лицо главного героя “Счастья” удивительнейшим образом оказалось похоже на портрет героя фильма Кобрина.

В еще более сложной системе драматических координат оказался представлен фильм Евгения Шифферса. Для участников фестиваля это оказалось еще одной попытка отыскать иное, отличное от привычного нам мирововззрение на примере истории смерти Николая Второго и его семьи. Фильм, если так можно сказать, сложен своей простотой, поскольку располагает, в общем известные для нас факты в необычной ритмически-временной системе. Кажется, зачем “это”, так назовем структурную единицу “Пути царей…”, который очевидно не делится на привычные для нас драматически-содержательные эпизоды, повторяется и повторяется, если мы это уже видели, мы это уже знаем, мы… Но – мы ли? Это ли? Знаем ли? Видели ли? Видели ли именно это и знаем ли именно это и об этом? И, поэтому раз это повторяется, то, вероятно, потому, что не может не повторятся…

Соединение в одной программе работ, сделанных в совершенно различных манерах, в том числе и мультипликационных: “На краю земли” Константина Бронзита и “Наступила осень” Екатерины Соколовой, и, например, фильма “Причинная механика” Павла Стрельникова, собранного на основе восьмиллиметровых любительских съемок, заставила участников дискуссии дополнительно поломать голову над тем, что же можно объединить под единым термином “мировоззренческого кино”, кроме достаточно четко выраженной авторской позиции.

Известный уже многим мультфильм Бронзита о доме, качающемся на вершине горы от того, что его обитатели хаотически перемещаются внутри и вовне него, просто и заразительно, по-чаплински, смешон. Но, как теперь кажется, именно “мировоззренческое поле” подчеркнуло его качества философской притчи, и в финале, где дом сваливается с вершины горы вниз и застревает между двух возвышенностей, выделилась плюралистическая идея о том, что устойчивость возникает при наличии не одной, а нескольких опор.

Я, уже видевший мультфильм “Наступила осень”, сделанный на основе известного пушкинского цикла рисунков Резо Габриадзе,

уверенно считал его изящной шуткой, чем-то вроде попытки заполнить легендарные “пустые” строфы “Евгения Онегина”, экранизацией того, что следовало там за пушкинскими словами:

Мне должно после долгой речи
И погулять, и отдохнуть,
Докончу после как-нибудь…

Однако, некоторые участники дискуссии, восприняли этот небольшой фильм по-иному, увидев нем трагическое изображение “гения в бездействии”. Видимо, их вдохновлял не прозвучавший, но оставшийся как бы в подтексте обсуждения лозунг из Пастернака: “Не спи, не спи, художник…”, призывающий воспрянуть творца.

Дискуссия по поводу виденного была, по замыслу организаторов, важнейшей частью фестиваля, его, если хотите, главной чертой, отделяющая “мировоззренческий” от других кинпросмотров. Фильмы и размышления по их поводу должны составить в идеале единое целое, соединить профессиональное творчество и интеллектуальный фольклор. В этом смысле символически выглядит и фильм Павла Стрельникова “Причинная механика”, составленного на основе архаических теперь, во времена бытовой видеосъемки, кадров восьмимиллиметрового любительского кино. Фильм представляет этот “фольклорный” в мандельштамовском смысле взгляд на мир, попытку уловить некие наивные моменты детского сознания. Поэтому-то он и строится на сложной визуальной метафоре – “маленький человек–маленький кадр, наивный взгляд–незамысловатая композиция”, подчеркнутой специально выстроенными по современным нам законам выразительности “авторскими” 35-миллиметровыми вставками.

Традиционные уже призы зрительских симпатий, представляющие собой незамысловатые дипломы, в которые на глазах присуствующих в зале вписывались фломастером результаты подсчетов мнений всех, кто участвовал в просмотрах, были вручены: по первому дню фильму “Абсолютно из ничего” Владимира Кобрина, по второму – “Серым Цветам” Валерия Микеладзе.

Фестиваль мировоззренческого кино движется вперед, поддерживаемый симпатиями всех, кто умеет делать хорошие фильмы и тех, кто хочет смотреть их.